Из воспоминаний Юрина Михаила Михайловича:
« ...Когда началась война, мне было 16 лет. В первый же день войны я уже был мобилизован в действующую армию. Как это все получилось так быстро? Да очень просто, я же был курсантом аэроклуба. Жил я тогда в городе Рославле Смоленской области. В 12 часов дня сдали экзамены, а в 3 часа дня узнали, что началась война. И уже в 6 часов вечера я получил форму, денежное довольствие и звание младшего сержанта. Летную подготовку посчитали достаточной – полгода занимался в аэроклубе. Но началось все гораздо раньше – к самолетам меня тянуло с детства...
В нашей большой семье было шестеро детей. Жили тяжело, на 11 человек делили одну отцовскую зарплату. Старшие сестра и брат учились в Москве, за их учебу надо было платить. Отец работал конюхом, мать и две бабки пряли, мы, дети помогали по хозяйству. Я рос крепким, сильным мальчишкой, работы не боялся и к тяжелому труду был приучен с малолетства. С семи лет пилил с отцом дрова на продажу. За один кубометр напиленных и наколотых дров нам платили 3 рубля. На эти деньги можно было купить 3 кг хлеба – хватало всей семье на день. Со второго класса занимался в авиамодельном кружке, потом был планерный клуб, затем работал и занимался в Смоленском аэроклубе. И тут – война...
Больше всего мне запомнился 1942 год, я тогда служил в 121-м авиационном санитарном полку. На западном фронте попали в окружение советские войска, там же базировался крупный партизанский отряд. Им в поддержку был направлен кавалерийский полк. Наши самолеты поддерживали операцию с воздуха. Кругом были непроходимые леса. Даже сильные отряды противника не рисковали забираться в такую глухомань. Большинство близлежащих деревень было сожжено гитлеровцами. Население или ушло в партизанские отряды, или скрывалось от карателей в лесу.
Лесные тропы были перекрыты сторожевыми заставами. На подступах к лесу были сделаны завалы, заложены мины. Во все стороны высылались конные разъезды, пешие разведывательные группы. Вскоре самолеты установили связь с конницей, привезли приказ военного совета фронта: подчинить себе местные партизанские отряды и совместно с ними громить вражеские тылы.
Фронтовое командование снабжало партизан и кавалерийскую группу всем необходимым. По ночам самолеты У-2 на бреющем полете буквально прокрадывались в расположение наших войск. Ориентируясь на расположенные костры, мы садились на оборудованную площадку, доставляли продовольствие, боеприпасы, медикаменты, почту. В ту же ночь летели назад – обратными рейсами вывозили тяжелораненых и больных.
Пока грузили раненых в самолет, мы успевали перемолвиться с бойцами несколькими словами, рассказать новости с фронта, узнать об их жизни. Условия жизни в тылу противника были крайне тяжелыми. Люди питались в основном кониной, с самолетов сбрасывали также концентраты и сухари, особенно ощущалась нехватка соли. Но и в этих условиях в группе советских войск жизнь шла по строгому воинскому распорядку.
Проводились проверки, осмотры оружия и обмундирования, занятия с солдатами и офицерами. Радиостанция, доставленная на самолете, позволила наладить регулярный прием сообщений Совинформбюро. Издавался даже «Боевой листок». Солдаты интересовались событиями под Сталинградом, ходом нашего наступления на юге.
Нас, летчиков, партизаны и кавалеристы очень уважали. В нашем звене было три самолета, летала исключительно по ночам, чтобы не попасть в поле зрения вражеской авиации. В каждом самолете был один пилот, оружия не было. Летали только ночью, скрытно – при вражеском нападении отстреливаться было нечем. Свои самолеты мы любили и берегли. Это только кажется, что самолет У-2 маленький да легкий. Действительно он был легкий: металлических деталей мало, каркас деревянный, обтянутый перкалем – специальной прочной тканью. Но это была настоящая боевая машина: этот маленький самолетик мог возить 250 кг бомб.
Наши летчики приняли решение: убрать из экипажа стрелка-радиста, чтобы освободить место в кабине для перевозки еще одного раненого. Двое других раненых располагались в гондолах, устроенных прямо на крыльях самолета. За один рейс каждый самолет мог увезти трех раненых. Больше всего мне запомнились их страдания, прямо сердце кровью обливалось.... Ну, это понятно, я же был фактически мальчишкой. Много нам пришлось еще транспортировать раненых, когда из санбатов мы на самолетах перевозили их в прифронтовые госпитали, но к крови и мучениям раненых бойцов привыкнуть было очень трудно.
70 лет прошло, как окончилась война, а смерть и страдания людей никогда не изгладятся из памяти....»
Возврат к списку
« ...Когда началась война, мне было 16 лет. В первый же день войны я уже был мобилизован в действующую армию. Как это все получилось так быстро? Да очень просто, я же был курсантом аэроклуба. Жил я тогда в городе Рославле Смоленской области. В 12 часов дня сдали экзамены, а в 3 часа дня узнали, что началась война. И уже в 6 часов вечера я получил форму, денежное довольствие и звание младшего сержанта. Летную подготовку посчитали достаточной – полгода занимался в аэроклубе. Но началось все гораздо раньше – к самолетам меня тянуло с детства...
В нашей большой семье было шестеро детей. Жили тяжело, на 11 человек делили одну отцовскую зарплату. Старшие сестра и брат учились в Москве, за их учебу надо было платить. Отец работал конюхом, мать и две бабки пряли, мы, дети помогали по хозяйству. Я рос крепким, сильным мальчишкой, работы не боялся и к тяжелому труду был приучен с малолетства. С семи лет пилил с отцом дрова на продажу. За один кубометр напиленных и наколотых дров нам платили 3 рубля. На эти деньги можно было купить 3 кг хлеба – хватало всей семье на день. Со второго класса занимался в авиамодельном кружке, потом был планерный клуб, затем работал и занимался в Смоленском аэроклубе. И тут – война...
Больше всего мне запомнился 1942 год, я тогда служил в 121-м авиационном санитарном полку. На западном фронте попали в окружение советские войска, там же базировался крупный партизанский отряд. Им в поддержку был направлен кавалерийский полк. Наши самолеты поддерживали операцию с воздуха. Кругом были непроходимые леса. Даже сильные отряды противника не рисковали забираться в такую глухомань. Большинство близлежащих деревень было сожжено гитлеровцами. Население или ушло в партизанские отряды, или скрывалось от карателей в лесу.
Лесные тропы были перекрыты сторожевыми заставами. На подступах к лесу были сделаны завалы, заложены мины. Во все стороны высылались конные разъезды, пешие разведывательные группы. Вскоре самолеты установили связь с конницей, привезли приказ военного совета фронта: подчинить себе местные партизанские отряды и совместно с ними громить вражеские тылы.
Фронтовое командование снабжало партизан и кавалерийскую группу всем необходимым. По ночам самолеты У-2 на бреющем полете буквально прокрадывались в расположение наших войск. Ориентируясь на расположенные костры, мы садились на оборудованную площадку, доставляли продовольствие, боеприпасы, медикаменты, почту. В ту же ночь летели назад – обратными рейсами вывозили тяжелораненых и больных.
Пока грузили раненых в самолет, мы успевали перемолвиться с бойцами несколькими словами, рассказать новости с фронта, узнать об их жизни. Условия жизни в тылу противника были крайне тяжелыми. Люди питались в основном кониной, с самолетов сбрасывали также концентраты и сухари, особенно ощущалась нехватка соли. Но и в этих условиях в группе советских войск жизнь шла по строгому воинскому распорядку.
Проводились проверки, осмотры оружия и обмундирования, занятия с солдатами и офицерами. Радиостанция, доставленная на самолете, позволила наладить регулярный прием сообщений Совинформбюро. Издавался даже «Боевой листок». Солдаты интересовались событиями под Сталинградом, ходом нашего наступления на юге.
Нас, летчиков, партизаны и кавалеристы очень уважали. В нашем звене было три самолета, летала исключительно по ночам, чтобы не попасть в поле зрения вражеской авиации. В каждом самолете был один пилот, оружия не было. Летали только ночью, скрытно – при вражеском нападении отстреливаться было нечем. Свои самолеты мы любили и берегли. Это только кажется, что самолет У-2 маленький да легкий. Действительно он был легкий: металлических деталей мало, каркас деревянный, обтянутый перкалем – специальной прочной тканью. Но это была настоящая боевая машина: этот маленький самолетик мог возить 250 кг бомб.
Наши летчики приняли решение: убрать из экипажа стрелка-радиста, чтобы освободить место в кабине для перевозки еще одного раненого. Двое других раненых располагались в гондолах, устроенных прямо на крыльях самолета. За один рейс каждый самолет мог увезти трех раненых. Больше всего мне запомнились их страдания, прямо сердце кровью обливалось.... Ну, это понятно, я же был фактически мальчишкой. Много нам пришлось еще транспортировать раненых, когда из санбатов мы на самолетах перевозили их в прифронтовые госпитали, но к крови и мучениям раненых бойцов привыкнуть было очень трудно.
70 лет прошло, как окончилась война, а смерть и страдания людей никогда не изгладятся из памяти....»
